Осада викингов

За стенами монастыря, где свечи гасли под тяжестью тайных счетов, руки монахов управляли судьбами людей так же уверенно, как покроенные пергаменты управляли их душами. В раннем Средневековье, в эти тёмные времена, обитель стала прежде всего биржей человеческих жизней: рабы были товаром высшей ценности, и монахи, одетые в рясы, торговали ими с той же жадностью, с какой устрицы охраняют жемчуг. Они записывали имена, оценивали силу, ставили клеймо прибыли, а затем отправляли караваны к берегам, где ждали викинги — люди-штормы, готовые заплатить за вновь пойманные души. Казалось, ничто не могло поколебать их власть: ни молитвы, ни мольбы пленников, ни дымные знаки ужаса, поднимающиеся из леса. Но из глубины горящих лесов пришло нечто иное — не войско и не народ, а невообразимо мерзкая субстанция жизни и смерти, собранная из дыма, угля и щепок былых деревьев. Оно ползло по земле, будто ожившие угли, шевелило корнями, как когтями, и источало запах горечи и дегтя. В ночной тишине слышался хруст костей строений, скрежет окон и приглушенные крики; монахи, привыкшие к сделки и контрактам, ощутили первобытный страх, который не поддавался арифметике прибыли. Чудовище шло прямо к воротам, поглощая часы и счета, делая бесполезными все записи. Когда первые языки пламени зализали ставни, выжженная земля показала хрупкость человеческой алчности: сила, когда-то казавшаяся непререкаемой, растаяла под жаром лесной кары, и на месте торговли осталась только гнилистая тишина и запах сгоревших имен.